Тайхэлле, нет, манеру ниоткуда не "срисовывала", да и это вовсе не обдуманное стихотворение, а простой поток сознания (что приходит в голову, то и немедленно записываю). Собственно, это простое желание передать безумие, кашу в голове, какие-то сны наяву. Поэтому никакого намерения правильно и грамотно строить ритмический рисунок изначально не было - как исступленный художник бросаю на холст мазки без малейшего понятия о том, что выйдет. Вот охота мне, чтобы получилось что-то действительно ужасное, вязкое и тягучее. И, более того, я планирую создать серию таких безумных работ. "За прекрасным всегда скрыта какая-нибудь трагедия. Чтобы зацвел самый скромный цветочек, миры должны претерпеть родовые муки". Оскар Уайльд *** "I see them rise, I see them fall. I see them dancing on the wall". ASP
Сообщение отредактировал Sellmior - Понедельник, 02.12.13, 19:00
Поэтому никакого намерения правильно и грамотно строить ритмический рисунок изначально не было - как исступленный художник бросаю на холст мазки без малейшего понятия о том, что выйдет.
Так и не надо. Ты просто пиши -- очень красиво будет.
Я просто боюсь, что мысли в прозаической форме расползутся во все стороны, как тараканы, если я дам им полную свободу "За прекрасным всегда скрыта какая-нибудь трагедия. Чтобы зацвел самый скромный цветочек, миры должны претерпеть родовые муки". Оскар Уайльд *** "I see them rise, I see them fall. I see them dancing on the wall". ASP
Сообщение отредактировал Sellmior - Понедельник, 02.12.13, 20:13
Ну в общем я могу тут сколько угодно критиковать, но мысли твои мне ОЧЕНЬ нравятся.
Рада слышать. Обычно люди или поражаются, зачем у меня все так мрачно, или вздыхают "а, ну это же ты". А я тоже все думала, откуда это взялось, пока не стала разбирать полку со старыми тетрадками с класса эдак шестого, в которых были нарисованы всякие деревья с висящими на них телами и тому подобные вещи, а ниже - не менее эпичные подписи. И тогда я все поняла "За прекрасным всегда скрыта какая-нибудь трагедия. Чтобы зацвел самый скромный цветочек, миры должны претерпеть родовые муки". Оскар Уайльд *** "I see them rise, I see them fall. I see them dancing on the wall". ASP
Третье безумие. Вот не выходит записывать это в прозаической форме, так что я продолжаю сплетать образы при помощи ломаного ритма.
***
Усталые пути в который раз дрожат под слабыми ногами, шарообразный воздух насмешливо толкает Вас в лицо. Здесь пыльных книг ни разу не касались вязкими веками, насквозь, до дна, прогнило широкое деревянное крыльцо. Солнце не любопытствует, как прежде: испуг его силен, тени без объявлений, открыто собираются на маскарад, и, осушая острые бокалы, пляшут дико, будто обожженные углем. Войдите; смотрите, как в углу собирает паззл уродливейший смрад. Лишь часть одну он все найти не в силах - подсобите же ему взглядом, и в благодарность Вам объятия свои он раскроет с любовью. Не шевелитесь - книги упадут, висящие, как пауки, наполненные ядом, и все слова, запечатленные в страницах, стекут по телу алой кровью. Одно неловкое движенье - и тени сцепятся в кольцо вокруг, как дети, привлеченные какой-нибудь пустой игрушкой , и смрад - о нет, он вовсе Вам не милый, верный друг - протянет паззл к теням с изображением гнилой избушки. Вы взглядом силитесь дверь отыскать, дабы исчезнуть поскорее, однако узкий тот проем затягивается плотной липкой паутиной. Смеются тени: "Вам говорили осторожнее быть, мудрее?" и после лакомиться начинают Вами, словно мертвечиной. "За прекрасным всегда скрыта какая-нибудь трагедия. Чтобы зацвел самый скромный цветочек, миры должны претерпеть родовые муки". Оскар Уайльд *** "I see them rise, I see them fall. I see them dancing on the wall". ASP
Я непостижимым образом чувствую желания на расстоянии, однако "За прекрасным всегда скрыта какая-нибудь трагедия. Чтобы зацвел самый скромный цветочек, миры должны претерпеть родовые муки". Оскар Уайльд *** "I see them rise, I see them fall. I see them dancing on the wall". ASP
Кстати, если интересно, могу выложить свои некоторые небольшие ранние работы. Слог у них не такой витиеватый, как в сказках, но творческой разминкой это послужило хорошей. "За прекрасным всегда скрыта какая-нибудь трагедия. Чтобы зацвел самый скромный цветочек, миры должны претерпеть родовые муки". Оскар Уайльд *** "I see them rise, I see them fall. I see them dancing on the wall". ASP
В таком случае, принимайте мои некоторые ранние миниатюры
1. "Весенний снегопад"
Буквально три дня назад зима официально отступила, если верить календарю. Хотя на самом деле в городе уже давно изменилась погода: это чувствовали и понимали все. Из воздуха ушла прежняя морозная резкость и насыщенность; исчезло белое, холодное, давно уже грязное, застывшее покрытие, именуемое снегом. Снова глаз улавливал вокруг лишь серые тона. Ничего живого. Единственное, что выбивалось из общего фона полуспящей природы – это ярко-голубое небо, как бесконечное контрастное полотно, с пушистыми облаками, походившими на сладкую вату. Никто не жаловался на мрачность и унылость за окном. Ощущение близящейся весны всегда дает людям надежду на начало чего-то нового, что крайне редко бывает осенью, когда наоборот все погружается в дремоту. Термометр показывал плюс семь градусов, смуглая девушка в красном платье из прогноза погоды днем раньше уверенно обещала шесть. Несомненно, потепление. Кандисс стояла на кухне и домывала остатки посуды, оставшиеся еще с прошлого ужина. Какие-то белые тарелки с золотым контуром по ребристым краям, стеклянные высокие стаканы, разные ложки, вилки, сковорода... В общем, почти полный набор. Пальцы морщились от горячей воды, мыло стекало в раковину и почти сразу же бесследно исчезало в сливном отверстии, как будто его поглощали из канализационной трубы. В далеком детстве Кандисс так и думала. Ей представлялось, что под раковиной живут маленькие существа, которые моют посуду мыльной водой, попадающей к ним сверху, из мира людей. И чай заваривают на ней, потому что другой попросту нет. Кандисс становилось жалко этих крошечных незнакомцев, и иногда она тайком открывала смеситель и спускала чистую воду. Разумеется, пока никто не видел такого варварского перевода важнейшего природного ресурса. Она была уверена, что сейчас крошечные обитатели обрадуются и пойдут пить чай или кофе, потом испекут песочное печенье. Если у них, конечно, была мука. Хотя, это уж навряд ли, если они страдали даже от недостатка простой воды. И вот, девочка становилась на табуретку, нащупывала желтый пакет с мукой, лежавший на верхней полке, и насыпала пару столовых ложек перемолотой пшеницы в сливное отверстие... А потом ее заметили взрослые, и существа под раковиной навсегда остались без выпечки. Вспоминая это, женщина невольно улыбнулась. Разумеется, она уже давно не верила во всякие детские сказки и собственные выдумки, и мытье посуды много лет назад окончательно превратилось в монотонное занятие. Тарелка, другая, чашка, кастрюля, десяток вилок и ложек... Это повторялось ежедневно. Как и у миллионов других людей. А на улице было пусто. Только качались от ветра голые деревья, что росли под окнами кухни. Ни души. «Странно», - подумала Кандисс. Она почти домыла посуду. Осталось пару тарелок – и можно будет заслуженно идти отдыхать. Женщина повернула голову к окну. Намыленная тарелка выскользнула из рук в мойку. На улице шел очень крупными хлопьями снег, походивший на манну небесную. При этом голубая высь не изменила своей нежной окраски; пушистые облака остались на месте; деревья по-прежнему раскачивались, а ветер продолжал дуть, и снег от этого постоянно менял свою траекторию: то падал вниз, то резко устремлялся вверх, а временами и вовсе кружился на месте, словно запутавшись, потеряв нужную дорогу, как усталый и испуганный путник. Это продолжалось секунд тридцать-сорок, не дольше. Когда Кандисс наконец домыла тарелку и подошла к окну, то не увидела больше снега. Он внезапно прекратился и растаял, столкнувшись с поверхностью земли. И только мокрые точки на асфальте напоминали о прошедших осадках. Температура воздуха при этом не понизилась, осталась прежней: семь градусов тепла. Что-то пошло не так. А во время этого непродолжительного последнего весеннего снегопада где-то за городом из замученного тела вылетела стремительно душа с легкостью пушинки. - Это будет не больно, мальчик. Обещаю, - с безумными глазами и трясущимися руками, как сломавшийся проигрыватель, без устали повторял человек в перепачканной кровью одежде. – Это будет не больно. Маленькое тело лежало на сырой земле, насквозь пропитанной темной липкой жидкостью. Ярко-голубые, почти такого же цвета, как и весеннее небо, широко раскрытые глаза навсегда застыли в предсмертном ужасе. На еще теплую кожу крупными хлопьями мягко опускался снег и сразу же таял, стекая вниз, на землю, крохотными ручейками. Кандисс сидела дома в любимом кресле, переключая пыльным пультом каналы телевизора, и мелькающие картинки отражались на бледном лице женщины, слегка окутанном темнотой. Она еще не знала, что ее сын вечером не вернется домой с прогулки. Ни сегодня, ни завтра. Никогда.
2. "Живой!"
Темнота приближалась стремительно, с каждой минутой поглощая последние лучи уходящего за горизонт солнца все сильнее и сильнее; после дождя на мокрый асфальт падал свет от стоявших по краям дороги фонарей, и от этого казалось, что машины двигались не по ровной трассе, а по холодному яркому застывшему пламени, которое лишь на время перестало пылать. Он стал на этот золотисто-огненный путь еще от самого дома, влившись в нескончаемый поток машин и ощутив себя его частичкой, почти незаметной со стороны, как одна пылинка среди миллионов себе подобных. А машина у него была как раз и ничем не примечательная. Обычный черный “Форд” далеко не последней модели. Такие по дорогам ежедневно ездили тысячами. Туда-сюда. И люди куда-то спешили, не обращая на автомобиль никакого внимания. Разумеется, если бы водитель пересел за руль какого-нибудь лимузина или здоровенного новенького блестящего внедорожника, то непременно бы поймал взгляды прохожих, то восторженные, то завистливые, то недоуменные. Ну а кому придет в голову любоваться грязным стареньким “Фордом”?.. Постепенно темнота становилась все гуще, вытесняя свет и становясь до определенной поры полноправной хозяйкой на небе. Вдалеке, где-то ближе к лесу, располагавшемуся за пределами города, заходило на покой солнце, освобождая место тихой холодной беззвездной ночи. На часах было семь часов – пока что только вечер. Дорога уходила все дальше и дальше, она, казалось, стремилась в бесконечность. В конце концов проезжавших мимо машин стало совсем мало – он встретил всего три, да и то спешивших в обратную сторону. Домой, наверное. А он ехал на мост, за которым располагался небольшой лесок. Отсюда издалека можно было увидеть, как начинал сверкать огнями город, оставшийся там, на противоположной стороне. Красиво. Автомобиль стал двигаться чуть медленнее; вскоре трасса сузилась, и асфальтовое покрытие исчезло. Его заменила земля, которая, впрочем, после дождя превратилась в грязное месиво. Проехав еще немного, машина остановилась, тем более что до нужного места уже оставалось буквально несколько десятков шагов. Он вышел наружу, ощутив прохладу и свежий ветер, и зашагал по направлению к мосту, наслаждаясь каждым своим движением. Грязь совершенно не смущала его, хотя он и испачкал кроссовки. Да, вид открывался потрясающий! На город ложилась плотным покрывалом темнота, но чем меньше становилось настоящего природного света, тем сильнее зажигались искусственные огни, ярче начинали мерцать неоновые вывески. Город не спал, он вступал в новую стадию жизни. А здесь было так спокойно и тихо, слышался лишь шелест мокрых от дождя листьев деревьев да всплески темной воды о крутой берег, словно пытавшейся выйти наружу и показать свою истинную мощь. Он на мгновение обхватил руками влажную, холодную, местами проржавевшую, кованую ограду моста. Приятный несильный прибрежный ветер дул в лицо, заставляя чуть вздрагивать. На той стороне остался суетливый город, приготовившийся к наступлению ночи, носились машины, отсюда казавшиеся практически муравьями. Пару птиц пролетели над головой и уселись на ограду рядом с человеком, стоявшим почти неподвижно. Он засмеялся, вскинул руки вверх и закричал, насколько хватало сил, желая, чтобы его слова донеслись до противоположного берега. Птицы испугались, встрепенулись и перелетели на ветку ближайшего дерева, решив наблюдать за странным гостем с более безопасного расстояния. - Я живой, слыхали?! – во весь голос кричал он, прыгая и размахивая руками, как человек с необитаемого острова, увидевший приближавшееся к нему судно. – Доктора сказали, мне еще целый месяц жить!
3. "Сладкое послевкусие"
Ночью, когда вокруг стало слишком безмолвно и пусто, Каспер услышал сильные, резкие и короткие толчки в дверь. Как будто кто-то стучал ребром ладони. Он потушил сигарету, закрыл окно, поставил на плиту чайник и пошел смотреть, кого занесло сюда в такое позднее время. На пороге стоял темный дрожащий силуэт, в котором Каспер узнал одного знакомого. Чуть наклонившись вперед, ночной гость вытащил на свет бледное испуганное лицо, перепачканное кровью, и тотчас закрылся руками, как маленький ребенок, уверенный, что его таким образом не видно. - Впусти... – упавшим скрипучим голосом проговорил пришедший. – Ради бога, впусти. Каспер не сказал ни слова и отошел в сторону, пропуская приятеля вперед. Ого, да у него не только лицо было в крови! И рубашка, и локти, и джинсы впитали в себя вязкую, необходимую для существования жидкость. - Не смогу так жить, Каспер. Не смогу. Я чудовище, я мерзость, я прогнившая, поеденная червями деревяшка. В холл донесся свист чайника из кухни, и Каспер, закусив губу, отправился прерывать режущий слух звук выключением плиты. Гость поплелся за ним, вздыхая и что-то бормоча про себя, и без сил опустился на стул, положив голову на стол, как собака, просящая чего-то у хозяина. - Чай будешь? – почти монотонно спросил Каспер и, не дожидаясь ответа, плеснул кипяток в две серо-белые кружки, потускневшие от времени и кофе. Визитер отогнул запятнанные рукава рубашки и взял чайный пакетик, зажав нитку между большим и указательным пальцами. Затем, наклонив голову, медленно опустил его в кружку с кипятком, при этом смотря на заварку так внимательно, так удивленно, словно видел впервые в жизни. Хозяин сделал то же самое, только гораздо быстрее и без лишних движений. Гость вдруг вздрогнул, дернул плечами и уставился на собственный чай. В кружке рождалась вселенная. Кипятком завладевали клубни цвета охры, поглощая его и насыщая своим собственным оттенком и ароматом. Вкусом чая. А потом стали образовываться все новые и новые клубни цветного дыма заварки, и с каждым разом все темнее и темнее, до тех пор, пока совсем не исчезли из виду и жидкость не стала определенного темного тона. До тех пор, пока чай не сделался настолько крепким, что человек, собиравшийся его пить, должен был сморщиться от первого глотка. - Почему она оказалась сладкой, Каспер? – забормотал человек, не отрывая взгляда от кружки. – Я же знаю, что кровь соленоватая. А у нее она была сладкая... сладкая, как... – он замолчал, подбирая нужное слово, и отпил немного горячего напитка. - Как этот чай, – закончил за приятеля Каспер, улыбнувшись так ужасно, что гость резко поперхнулся и обжег себе язык. – Я не клал сюда сахара. Это естественный вкус. Должно быть, поначалу чай показался тебе крепким? А сейчас ты сидишь и ощущаешь во рту приятную вяжущую сладость. Послевкусие. - И с кровью было так же, – как-то отстраненно отозвался визитер, почувствовав, как по спине пробежал холодок. - Я скажу тебе одно, и запомнишь ты это навсегда. Как нет двух совершенно одинаковых цветков в поле, так и нет двух людей с очень похожим вкусом крови. Она всегда такая разная. Каспер поднялся со стула. Свет в кухне вдруг потух, но лицо гостя по-прежнему чем-то освещалось. Глазами стоящего напротив. - А какова твоя на вкус, ты знаешь? – прищурившись, облизнулся он, и последнее, что ощутил человек в своей жизни, было смертельным ледяным страхом. Чай продолжал теплиться в кружках... "За прекрасным всегда скрыта какая-нибудь трагедия. Чтобы зацвел самый скромный цветочек, миры должны претерпеть родовые муки". Оскар Уайльд *** "I see them rise, I see them fall. I see them dancing on the wall". ASP
Сообщение отредактировал Sellmior - Четверг, 12.12.13, 22:51
Это не сумасшествие, это небольшое отвлечение, так сказать. ***
Нас связывает море; в тиши, под раскаленными ногами, плескается оно, не наблюдая дней.
Стена влажна - и мы не замечаем горя, утопленников всплывших, мертвых кораблей, что спали в водах, невзирая на цунами.
Оно имеет аромат души; услышишь в нем жасмина нотки иль разлагающуюся плоть -
ты вспомнишь, что принадлежит из этого тебе; возьми одну картину хоть из многочисленных полотен.
И пусть пожмешь плечами и скажешь "все равно, ведь море омывает ноги, каким оно бы ни было",
Я вздрогну и останусь тем холодным дном, песчаным и спокойным, где похоронены тревоги, где мысль безумная накрыта перепончатым крылом. "За прекрасным всегда скрыта какая-нибудь трагедия. Чтобы зацвел самый скромный цветочек, миры должны претерпеть родовые муки". Оскар Уайльд *** "I see them rise, I see them fall. I see them dancing on the wall". ASP
Сообщение отредактировал Sellmior - Пятница, 20.12.13, 02:15
Гм. Давно я здесь ничего не размещала, исправляться надо бы. У меня пополнение в виде шестой сказки в цикле - "Среди пыльных, пыльных стен", писавшейся на конкурс готической литературы по теме "Мрачный город" - http://proza.ru/2014/01/24/2483 (а вышло в итоге центром всей моей задумки сборника). Писалось и редактировалось, надо сказать, в перерывах между участившимися приступами мигрени, так что не исключаю того, что самые очевидные неточности пропустила и буду рада, если мне на них укажут. Сейчас работаю над седьмой сказкой, навеянной одной композицией авангардной и весьма необычной группы Samsas Traum. И занялась вольным изложением немецкой сказки "Крабат: Легенды старой мельницы", ибо слог настоящей настолько примитивен и груб, лишен всяческой литературности, что мой мозг не выдержал и приказал мне переписать сие произведение на свой лад, украсить и сделать чистым. Номинировали меня на премию "Писатель года", чем весьма удивили. Впрочем, далее этой номинации я не пойду. Грабеж. Написала несколько стихотворений. Первое из них также посвящено городу (мне чрезвычайно полюбилась тема гнетущего, зловещего города, в дальнейшем буду еще к ней возвращаться), второе - косвенно. Вот они, собственно:
Я душу надвое разрежу биением старинных тех колоколов, Когда титановые птицы зарыдают от озлобленных ветров. Мне улыбаться тухлым светом примутся с проспектов жженых фонари, А я бродить, как призрак бестелесный, останусь среди камня до зари. Мне выстрел руки серые, как воды ртутного канала, протянет элегантно, Закрыв, точно вуалью, тенью низкую мелодию асфальта. Я с любопытством мнимым оглянусь и тело в луже света различу; Кровавые дождя рассеянные капли мне ударяться тихо будут по плечу. "Жаль, - я подумаю, - что видеть не могли мосты над горькой пеной: Усеянные окнами, без сна и без пороков, здесь молча наблюдают стены". Деревья ветхие обрушились вчера, назавтра позвонит в дверь мой черед - Пройдусь вновь по проспекту я с душой, разрезанной под колокольный гнет.
***
Упасть, разбиться, хохотать над городом без скорби, сгореть, рассыпаться золой и барабанной дробью, решиться с первой птицей умирать.
Разрушить дом опавших листьев, укрыться в старом посеребренном дыму, внимая звукам музыки и словно находясь в плену, забыть все то, что именуется стыдливо жизнью.
Устать, заснуть и не найти дороги обратно в шкаф с гремучими костями, заплыть так далеко и выбросить весь мусор, называемый мечтами, смахнуть с перчаток пыль и перепутать слоги.
Заметить, вырвать мысль, остаться у скалы, что некогда цвела, как молодое древо, увидеть птиц и засмеяться с хрупким ветром, споткнуться, пасть лицом в подушки изо мглы.
И чистое четвертое безумие из цикла подобных ему стихотворений:
Вы поглядите: стол шестиугольный к богатым пиршествам готов; на мягких стульях, как в домах родных, свернулись отвратительные змеи. Зал без гостей; задвинут на двери пылающий засов. Ломать решаетесь? Ах, вновь все эти Ваши глупые затеи! Слуга с покрытым ликом Вас подзывает жестом к блюдам, и, ничего не объясняя, туман зеленоватый бросает в Ваши мутные глаза, пропитанный насквозь вином; он разум пожирает люто. Вы ничего не видите, лишь чувствуете, как обвивает потное лицо лоза. В Вас заливают кипяток из всевозможных терпких криков, что охлаждаются и горькой плотной жидкостью стекают по рукам. Фигуры темные являются в тумане и двигаются хаотично, лихо, а змеи ожидают Вас, ведь страхи Ваши - дорогой для них бальзам, и редкий, и душистый. Решитесь что-нибудь отведать со стола? Пред Вами блюда на тарелках мутных, с потускневшим взглядом - тарелках без узоров, блеска, колпаков, без дна. Сомненья, ложь, безумие и страсть - все пышет жаром и тянется без помощи к устам. Попробуйте на вкус все яства, а после Вам напитки подадут в бокалах красные, густые, которые придется выпить Вам до дна; сопротивления часты. Но не отпустят Вас, пока бокалы не окажутся пустыми. Так ешьте же и пейте! А после змеи с наслаждением к измученному телу Вашему прильнут, тепло и страхи отбирая. Вы все поймете; клубочком скатится к ногам и рвение. Последняя звезда в глазах померкнет, как ночная мостовая.
"За прекрасным всегда скрыта какая-нибудь трагедия. Чтобы зацвел самый скромный цветочек, миры должны претерпеть родовые муки". Оскар Уайльд *** "I see them rise, I see them fall. I see them dancing on the wall". ASP
Сообщение отредактировал Sellmior - Вторник, 04.02.14, 01:00
Ощущение близящейся весны всегда дает людям надежду на начало чего-то нового, что крайне редко бывает осенью, когда наоборот все погружается в дремоту.
Любопытно, но последние несколько дней, я задаюсь вопросом почему же на самом деле все наоборот.
ЦитатаSellmior ()
исчезло белое, холодное, давно уже грязное, застывшее покрытие, именуемое снегом
Как-то не сочетаете белое и грязное в этом предложении. Лучше бы противопоставить: белое, но давно уже грязное. Или как-то так
ЦитатаSellmior ()
Термометр показывал плюс семь градусов, смуглая девушка в красном платье из прогноза погоды днем раньше уверенно обещала шесть.
смуглая, я бы исправила на загорелая. Потому что первое характеризует расовую принадлежность, а второое говорит о холености. Считается. что прогноз погоды ведут красотки, так что "загорелая" будет логичнее. Да, ну ты как всегда на позитиве